Встают в обширной памяти его бесчисленные зарева
далеких пожаров — близко не подходил к огню осторожный и робкий человек; дневные дымы, кроющие солнце, безвестные тела, пугающие в оврагах своей давней неподвижностью, — и чудится, будто всему оправданием и смыслом является этот его пронзительный свист.
Неточные совпадения
Но Самгин уже знал: начинается
пожар, — ленты огней с фокусной быстротою охватили полку и побежали по коньку крыши, увеличиваясь числом, вырастая; желтые, алые, остроголовые, они, пронзая крышу, убегали все
дальше по хребту ее и весело кланялись в обе стороны. Самгин видел, что лицо в зеркале нахмурилось, рука поднялась к телефону над головой, но, не поймав трубку, опустилась на грудь.
Обилие мхов и влаги не позволило
пожарам распространиться
дальше водораздела, хотя и с этой стороны кое-где выделялись выгоревшие плешины; в бинокль ясно было видно, что это не осыпи, а места пожарищ.
Он слегка подернут синеватою мглой: это дым от
далеких лесных
пожаров, который здесь, как говорят, бывает иногда так густ, что становится опасен для моряков не меньше, чем туман.
Сначала один пункт, — потом
дальше,
дальше — разом целый
пожар!
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев поехал
дальше к себе на Никитскую. Он дремал, покачивался и все думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики на каком-то непонятном, точно бы калмыцком языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние леса, покрытые инеем и нежно-розовые от
пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся по деревне, их лошади и они сами так же багровы, как зарево на небе.
Собрались на горке мужики без шапок и босиком, смотрели на
далекий разгоравшийся
пожар и, боясь и стражников и тех четырех, что неподалеку молчали и тоже как будто смотрели на
пожар, тихо и зябко перешептывались...
Дальше начинались жилые места, окруженные обширными пашнями и чащобами; там бы уже совершенно было безопасно от лесного
пожара.
Василий Иваныч после
пожара два раза ездил в губернский город и
дальше по Волге за Нижний; писал с дороги, но очень маленькие письма и чаще посылал телеграммы. Вчера он только что вернулся и опять уехал в уездный город. К обеду должен быть домой.
Мы стали укладываться у костра. Трещала и перекатывалась пальба, в воздухе осами жужжали пули, — это не волновало души. Занимались к северу
пожаром все новые станции, — это были простые факелы, равнодушно и деловито горевшие на горизонте… Мелькнула мысль о
далеких, милых людях. Мелькнула, вспыхнула и равнодушно погасла.
Дальше была снова музыка и танцы; и в этот, кажется, вечер, именно в этот, состоялся тот самый большой, даже грандиозный бал, от которого у меня в памяти сохранился образ множества движущихся людей и необыкновенно яркого света, похожего на свет
пожара или тысячи смоляных бочек.
И неизвестно откуда — с загадочных ли слов старосты, или из другого источника — по селу, а потом и
дальше пошли смутные и тревожные слухи о знаменском попе. Как дымная гарь от
далекого лесного
пожара, они надвигались медленно и глухо, и никто не замечал их прихода, и, только взглянув друг на друга и на потускневшее солнце, люди понимали, что пришло что-то новое, необычное и тревожное.
И стала крепнуть тревожная, глухая и безликая молва. Она вползала всюду, где только были люди, и оставляла после себя что-то, какой-то осадок страха, надежды и ожидания. Говорили мало, говорили неопределенно, больше качали головами и вздыхали, но уже в соседней губернии, за сотню верст от Знаменского, кто-то серый и молчаливый вдруг громко заговорил о «новой вере» и опять скрылся в молчании. А молва все двигалась — как ветер, как тучи, как дымная гарь
далекого лесного
пожара.
И довольно долго все эти люди молча смотрели на
далекое разгоравшееся пламя нового
пожара.